О ХАРАКТЕРЕ ИНГУШЕЙ Н. Ф. Грабовский 1868 год ( выдержки из очерка)
В жизни ингушей встречаются иногда такие противоречивые явления, которые невольно наводят на размышления об их народном характере . Эти явления, с одной стороны, можно объяснить себе сангвиническим темпераментом народа, проявляющимся в быстрой восприимчивости и впечатлительности как к хорошему, так и дурному, с другой же стороны - экономическими, религиозными и вообще общественными условиями ингушской жизни.

При внимательном взгляде на общественную и, в особенности, семейную жизнь ингушей постороннего человека удивляют в ней резкие контрасты общительности с изолированностью, простоты нравов с бесчисленными, неуловимыми мелочными формальностями. Этот посторонний человек может быть в восторге от ингушского гостеприимства, ему удастся приобрести нескольких приятелей между ингушами , но, вместе с тем, для него будет очень трудно узнать подробности семейного и хозяйственного быта своих кунаков. А это происходит именно от того, что насколько кунацкие ингушей доступны для постороннего человека, настолько же его семейная, внутренняя жизнь удалена от его глаз.

Эта замкнутость некоторых сторон ингушской жизни очень мало согласуется с первобытно-национальным ингушским характером. Ингуши , по природе своей, как и большая часть кавказских народов, очень общительны, доверчивы и гостеприимны, поэтому можно предположить, что эта замкнутость у ингушей есть явление чисто наносное, постороннее, не продукт развития национальной жизни.

Магометанство и влияние татарщины, со времени нашествия на Кавказ монголо-татар, - вот, по нашему мнению, главнейшие причины изменения народного характера ингушей . По крайней мере, климатические и вообще физические условия местности, занимаемой ингушами , весьма благоприятны для развития крепкого телом и духом племени. Почва настолько производительна, что доставляет пропитание при самом умеренном труде. Словом, в физических особенностях страны нет ничего такого, что, действуя неблагоприятно на человека, помимо его воли, кладет иногда на нравственный его характер неизгладимый отпечаток слабости и несовершенства.

Таким образом, дурные стороны в характере и жизни ингушей имеют свой источник не в окружающей их природе, а в том влиянии, какое оказывали на них более сильные народы, с которыми они приходили в невольные столкновения, а также нравственно-религиозные понятия, распространившиеся между ними с введением у них нового вероучения.

Соединение в характере ингушей противоположных свойств, выработанных отчасти национальной жизнью, частью же навязанных извне, сделало этот народ непостоянным и неустойчивым.

Так, например, рядом с приветливостью и добросердечием, с которыми ингуш встречает своего гостя, несмотря на его национальность и религию, мы видим холодную, черствую апатию в его отношениях к жене и вообще к зависимым, младшим членам семейства; рядом с энергией, трудолюбием и выносливостью, высказываемыми ингушом в случаях крайней нужды, безусловную лень и нежелание трудом улучшить свое материальное положение.

Само собою разумеется, что все эти неровности отражаются на образе мыслей и действиях целого народа. Самый поверхностный обзор ингушской жизни за какие-нибудь десять-двадцать лет покажет нам немало примеров совершенно непонятных с первого взгляда странностей и неожиданностей. Достаточно указать в этом случае на так называемый "Бунт назрановцев" в 1858 году и на учение некоего Кунты-Шейха, известное под названием "Зикр".

Первое из этих событий было особенно важно для ингушей , потому что оно имело печальные последствия для участвовавших в нем и породило в народе сильное раскаяние. Двадцать лет прошло со времени Назрановского бунта, и такая давность позволяет говорить беспристрастно об этом печальном происшествии, тем более что страсти, порожденные им, давно утихли и сами назрановцы, как увидим далее, сознали свою ошибку и искренно раскаялись в ней.

Первоначальными причинами назрановского возмущения были следующие обстоятельства. Правительство предложило назрановцам ( ингуши известны и под этим именем) из многочисленных, мелких аулов составить несколько больших поселений. К несчастью, назрановцы ложно поняли это предложение благодаря извращенным толкованиям фанатиков-мулл и вообще лиц, недовольных тогдашним положением дел.

Они распространили слух, будто правительство, под предлогом переселения в более центральные места, желает превратить ингушей в казаков и распространить между ними насильственно христианство, а также "запретить ингушским женщинам носить шаровары"* и т.п. Народ тем более верил подобным нелепостям, что фанатики сами искренно были убеждены в справедливости проповедуемого ими и говорили с энтузиазмом и увлечением. Большая часть из них ходила по аулам с рыданиями, плачем и тому подобными эффектами.

Праздный народ толпами следовал за ними и жадно слушал энергические уверения в том, что настали последние дни для ингушей , что скоро русские обратят их в казаков и заставят принять христианство.

Проповеди эти обыкновенно оканчивались громким воззванием к ингушам : "С оружием в руках защищать свою независимость!"

Таким образом, в непродолжительном времени, волнение охватило весь ингушский народ. К несчастью, и более рассудительные люди в среде его не имели возможности проверить, насколько справедливы были распространяемые слухи.

В конце концов, ингуши , собравшись в Назрани, послали депутацию к приставу Назрановского участка, с просьбой разъяснить дошедшие до них слухи о насильственном распространении между ними христианства, об обращении их в казачество, о воспрещении носить женщинам шаровары и т.п.

Пристав арестовал депутатов и приказал посадить их под стражу. Ингуши , узнав об этом, были раздражены еще более и, подстрекаемые агитаторами, бросились на крепость Назрань, с намерением освободить арестантов - своих депутатов. Само собою разумеется, нападавшие были частью перебиты, частью перевязаны и заключены в крепость. Главные из участвовавших в бунте впоследствии были повешены, а второстепенные лица сосланы в Сибирь или прогнаны сквозь строй.

Вот и вся история назрановского мятежа, наглядно обрисовывающая подвижность и легковерность характера ингушей , и глубокое их невежество во всем, что только выходит за пределы узкой, патриархальной их жизни и установившихся между ними воззрений и понятий.

Хотя назрановское дело охватывало почти весь ингушский народ, однако оно вовсе не было предварительно и систематически подготовлено. В этом удостоверяет нас тот факт, что, когда Шамиль задумал взять Владикавказ, в числе войск, отражавших его, были и назрановские милиционеры. Так как наступление Шамиля происходило одновременно с бунтом, то можно допустить, что, при существовании какой-либо предварительной организации в бунте, назрановцы на первых же порах вступили бы в сношения с Шамилем. Они не только не сделали этого, но даже на присланные к ним прокламации Шамиля отозвались равнодушным молчанием.

Вообще, после разъяснения недоразумений, волнение утихло очень быстро, и от него не осталось никаких других следов, кроме печальных воспоминаний в семействах, члены которых пострадали так или иначе.

Что же касается учения Кунты, то оно проникло к ингушам из Чечни и быстро распространилось между ними, благодаря опять-таки их легковерному, восприимчивому характеру .

И в самом деле, в 1863 году большая часть ингушских аулов представляла интересное зрелище: жители всех возрастов толпами бродили по улицам из одного аула в другой или составляли отдельные кучки около порогов кунацких (сакли для гостей). Вместо обычной болтовни, раздавались громкие молитвенные припевы: "ля-илля-иляллах", сопровождавшиеся различными кривляниями. Давались взаимные обеты проводить время в мире и согласии, вообще жить по-братски, молиться и думать только о дне страшного Божьего суда. Каждый ингуш имел в руках четки, которые и перебирались с благочестивыми вздохами и набожными возгласами. Перебирание четок, как известно, считается между правоверными богоугодным занятием.

Но и это религиозное увлечение ингушей исчезло так же скоро, как явилось к ним. Правоверные забыли о своих четках, молитвах, покаяниях, так что самое это время представляется им теперь в каком-то тумане или, лучше сказать, каким-то тяжелым сном. Даже наиболее горячие участники в деле распространения учения зикры с неудовольствием вспоминают об овладевшей ими тогда горячке.

Очевидно, кажется, что без разумного и благонамеренного контроля, ингуши , с таким восприимчивым характером и при настоящем своем невежестве, не представляют достаточных ручательств в том, что увлечения, вроде только что приведенных, возможны между ними и впредь.
0